Tuesday, June 18, 2013

Dawn Lundy Martin

Dawn Lundy Martin

Оригинал

Утренний час

И все руки что моя мать

                              Омыла.

Когда было мытье - когда чистого не могло быть.
Хлопком обернуть тело.                    Что лишает свободы.

                              Когда несение горбило -

И от нее те неприкрытые костяшки.
Губы сжаты. Сырость.          Это Желанье.

Вне того.                    Крохотный голосок.

Ту иностранка
что сгибается - заметили.
Отбирают ей дыханье.


                                                         [            ]

Замкнутая спина.          Свернута.          С центром.          Один мир вытеснен.
Взбухают линии без конца.          Голос открыт.          Прозрачен.
Растворен.          Защита трубы.          Утонченная кожа.          Оливия.

Подставь те ботинки под солнца. Это всего лишь ботинки.
То, чего у девочки нет. Такая тайная ноша. Не несет ничего.
И как все.          Дыши.

Теперь открывается.          Дергается.          Падает в -
Эту маленькую обшивку, воспаленную.          Она чистит.          И как все.
 
 
                                                           [            ]
Что заменил собой "негр"?
          Требование того, что могло стать
          Их странными стопами, пролагающими путь.

А какая такая метафора?
          Что бы сзывало то, от чего трясет?

Сжимающих рук мы расшифровать не можем.
Ежится изогнутая.
Присутствие.          Рождение.          Наш браслет.

Кто вел деревянные корабли?
          Ставшая жесткой лодыжка сосет черную почву.
          Ее невесомая жизнь.

Где пораженье для положенья?
И Оливия, губа его детей
из губ моей вагины.
И Оливия, то, что ни одна память не вспомнит,
навсегда потеряна в крытых фургонах.
 
 
                                                           [            ]

Иди много вечностей.  Стопы опухли как глотки.
Что станет жизнью.

Когда голоса обретают землю?
Мельчайшая крупица растворяется между указательным и большим.
Читается как легчайшее движение бедром.

И ничего не осталось, одно время.          И Бог.          И плотная ночь.
На кожах.

Что просто,
ничто.

Представь историю.
Целая раса
смотрит в
прищуренный глаз фотоаппарата.
 
 
                                                         [            ]
 

Скажи о возвращенье,
о сборе лошадей,
трофеях-мемуарах,
ничего общего с местом,
и собирайся, как мальчик,
покидающий щепки дома.

О земле.

Что знакомо,
то теплая пряность
девушки, намасленной
лавандой.

В океаны.

По ложь по память
почти вдохни замаранный воздух и гнев.

Сосчитай по-чужому.
Уясни
гонг сапогов,
выдохнувший судьбу.
 
 
                                                            [            ]
 
Шаги сырые. Желание сыро.
Идет шаг да шаг -
пепельный путь зол. Рыдала чаща.

Нужно усмирить - огромный простор между тем - там.
Эти сисястые божества - Наши Ориши -
как они схватили, чего не знали.

Все части обнажены.  Как лопнувшие рты - 
те, кто не мог сказать - кто издал звук - кто умер не произнеся.
Из Бенина сюда, в раздробленное изгнанье.

                              Я в этом кулаке.
                              Я свидетель в изгнанье.


Старики наши. Два поселенца. Заявившие право на землю. Тот совокупный гул.
Некий далекий лорд Мисси. И эта огромная лапа лезет под кожу.
Нужда - это_________________.          У меня жар внутри кости.


Поверь в этот выход.                    Твой. Твой. Твой.

No comments:

Post a Comment